ГЛАВА ТРЕТЬЯ     БЛИЖНЕВОСТОЧНЫЙ КРИЗИС (1875—1877 гг.)

Дополнительная конвенция была подписана 18 марта, но датирована 15 января — днем подписания первой конвенции — и предусматривала ожидаемые результаты предстоящей войны. Территориальные приобретения в Европе ограничивались: для Австро-Венгрии — Боснией и Герцеговиной, исключая Ново-Базарский санджак, т. е. территорию, отделяющую Сербию от Черногории, о которой должно было последовать особое соглашение; для России — возвращением Юго-Западной Бессарабии, Таким образом, Россия уступила в вопросе о Боснии и Герцеговине. Договор, заключенный в Будапеште между Россией и Австро-Венгрией, был договором о дележе Турции.

В договоре подтверждались условия Рейхштадтского договора о недопущении создания большого славянского государства на Балканах. Болгария, Албания и «оставшаяся часть Румелии могли бы стать независимыми государствами». Подтверждалось Рейхштадтское соглашение о судьбах Фессалии, Эпира и Крита, равно как и Константинополя. О нем снова было постановлено, что он «мог бы стать вольным городом». Обе конвенции — и основная и дополнительная — были подписаны Андраши и русским послом в Вене Новиковым. Теперь Россия могла воевать, но результаты ее возможной победы были заранее урезаны до минимума. За нейтралитет Австро-Венгрии Россия уплачивала ей высокую цену. Помимо опасности политической изоляции, Россию вынуждала к уступчивости стратегическая обстановка: угроза, которую представляла для русских войск, проникших на Балканы, австро-венгерская армия, сосредоточенная на трансильванском плацдарме. Угроза эта была особенно опасна вследствие отсутствия у России военного флота на Черном море. При таких условиях исключалось широкое использование Россией морских коммуникаций. Сухопутные же пути сообщения австро-венгерская армия держала все время нод шахом.

Франко-германская военная тревога 1877г. и Лондонский протокол

Между тем восточный кризис вызвал резонанс на франко-германской границе. На Константинопольской конференции французская  дипломатия  стремилась  создать    видимость    англо-франко-русского сотрудничества, чему помогала позиция как Солсбери, так и Игнатьева. Большого эффекта эти старания не дали: Бисмарк полагал, что группировки 1875 г. более не существует. После срыва Константинопольской конференции, в январе 1877 г., по своему обычаю используя печать в качестве дипломатического орудия, Бисмарк вновь поднял тревогу. Он придрался к слухам о концентрации французской кавалерии вблизи германской границы. 10 февраля 1877 г. русский посол сообщил из Берлина, что ряд признаков «позволяет предположить, что здесь в правительственных сферах начинают одерживать верх тенденции, мало благоприятные для Франции». И действительно, германское правительство принялось обрабатывать как Россию, так и Англию. Россию Бисмарк убеждал, что ей надо скорее начать войну. Он твердил: Россия «должна идти вперед. Нельзя допустить возможности говорить, что Россия отступила перед Турцией». «Внутреннее положение, — пугал он царское правительство, — испытало бы от этого последствия». Германия не стала бы возражать и против завоевания Россией Константинополя. Так соблазнял Бисмарк царское правительство. Что касается англичан, то «в своих беседах с лордом Одо Росселем, — сообщал 5 февраля 1877 г. русский посол в Англии, — германский канцлер никогда не упускал случая подчеркнуть следующие два пункта: неизбежность войны между Россией и Турцией» и «выгоду, которую представляет для Англии овладение Египтом». Такой шаг насмерть поссорил бы ее с Францией на долгие годы. В связи с выходом очередной Синей книги Дерби: сообщил Шувалову: «Для нас было бы невозможным опубликовать советы, которые нам давал князь Бисмарк. Это вызвало бы во всем: мире слишком большое изумление». Более того, в конце января 1877 г. германский канцлер обратился к английскому послу с еще более рискованным предложением, нежели захват Египта. Бисмарк уверял посла, будто бы Франция подготавливает вторжение в Германию. Для предотвращения этой опасности, заявил он, Германия должна принять меры предосторожности. Меры эти, по словам Бисмарка, несомненно, будут истолкованы Францией как провокация. Возможно, последует война. Канцлер просил у Англии обязательства соблюдать «благожелательный нейтралитет». В обмен он предлагал свое сотрудничество в турецких делах. В феврале Бисмарк пошел еще дальше.