ГЛАВА ПЕРВАЯ ПОСЛЕ
ФРАНКФУРТСКОГО МИРА (1871—1875 гг.)
События 1875 г. окончательно убедили Бисмарка в том, что Россия — главное препятствие для агрессии против
Франции.
По сравнению с Россией
роль Великобритании в противодействии воинственным планам германского
правительства была менее значительной: ведь Англия не располагала большими
сухопутными силами. Английское правительство хорошо понимало истинное значение
своего выступления против Германии. Вот что писал по этому поводу министр
иностранных дел Дерби: английское выступление против Германии «не представляло
риска и не причинило затруднений Англии, однако создало видимость, будто мы в
большей мере способствовали достижению желанного результата, чем это было на
самом деле».
Британский премьер
всячески старался раздуть эту «видимость». Он стремился преувеличить роль
Англии в срыве агрессивных замыслов германского правительства против Франции и
тем набить себе цену и в Париже и в Берлине.
Несколько лет спустя
Горчаков в секретном отчете о деятельности вверенного ему министерства
следующим образом описывал миссию Радоваца и последующую военную тревогу: «Быстрота,
с которой Франция восстанавливалась из руин, его (Бисмарка. — В. X.)
беспокоила. Он посылает г-на Радовица
с чрезвычайной миссией в Петербург, чтобы позондировать нас на предмет
соглашения, которое имело бы основой поддержку Германией наших планов на
Востоке.
Но мы не имели никаких
особенных видов в отношении Востока. Наша политика проводилась там в полной
гласности. Мы не имели никаких оснований расставаться со свободой действий,
которой мы располагали». В дальнейшем «опасения германского
правительства относительно военного восстановления Франции проявились с
такой живостью, что вся Европа была взволнована. Ему приписывалась идея не
ждать, пока Франция будет готова, и начать войну, которую считали
неизбежной. Обеспокоенное французское правительство воззвало к нашей
моральной поддержке. Общее положение испытывало последствия этого волнения.
Императорский кабинет не мог к этому оставаться безразличным. Мы всегда громко
и искренне заявляли, что мы никогда не будем поощрять Францию к войне реванша;
что если бы она ее предприняла, то сделала бы это на, свой собственный страх и
риск; и что она подверглась бы опасности иметь против себя все державы,
желающие сохранить мир. Но мы не могли бы смотреть хладнокровно на то, чтобы в
условиях мира, без какой-либо уважительной причины, единственно в предвидении
будущих возможностей, Германия ринулась на безоружную Францию, чтобы завершить
ее разгром. Исчезновение такого существенного политического фактора было
несовместимо с нашими интересами».
События мая 1875 г. нанесли удар союзу трех императоров, что явилось важным выигрышем для Англии, не говоря уже о
Франции.
Эти события получили
оценку основоположников марксизма с точки зрения революционного пролетариата. В
статье «Официозный вой о войне» Энгельс писал: «Истинной представительницей
милитаризма является не Франция, а германская империя прусской нации».
Классовая база
внешей политики Германской империи и Третьей Французской республики
|
